Эвмен (Eumenes) из Кардии (363?/361?/360? – 316?/315? до н.э.) – офицер и личный секретарь Александра Македонского, участник войн диадохов – наследников царя Александра. Грек по рождению, родился в Кардии, во Фракии. Его отец Иероним, по слухам, распространяемым тираном Кардии, Гекатеем, был бедным извозчиком или похоронным музыкантом. На самом деле, он, вероятно, происходил из благородной семьи. С 18 лет находился на македонской службе. Во время одного посещения Кардии царь Филипп заметил его, взял с собой и, благодаря своему умению определять способности людей, сделал своим секретарём. Эвмен произвел благоприятное впечатление также и на царицу Олимпиаду. В том же звании главного секретаря Эвмен находился и при царе Александре, пока тот был жив. Придворные дневники – «Эфемериды» – велись, вероятно, не без участия Эвмена. Александр доверил ему командование кавалерийским отрядом, и Эвмен полностью оправдал доверие, показав себя превосходным военным, прославившись личной преданностью царю и его семье. (Как высоко он был ценим царём, было доказано Александром на свадьбе в Сузах, где он сочетал его браком с сестрой своей персидской супруги Барсины.) Благодаря хорошему отношению к нему обоих царей и своим выдающимся способностям, он сделался предметом зависти для остальных македонских вельмож; а осторожность, с какой он относился к ним и держался среди них, вызывала видимую двойственность в его поведении и таким образом могла оправдать постоянную подозрительность, с которой окружающие смотрели на этого тихого умного человека. Не избежал такой подозрительности по отношению к Эвмену даже ближайший друг царя Гефестион, и сам Александр бывал вынужден вмешиваться, чтобы умерять ненависть македонского дворянства к Эвмену и главным образом склонять к миролюбию своего любимца Гефестиона. Когда царь Александр умер, Эвмен оказался в весьма трудном положении. Теперь его судьба зависела только от него самого, он должен был показать себя нужным человеком; и примирение между пехотой и конницей летом 323 г., и учреждение нового правительства во главе с Пердиккой при слабоумном царе Арридее (сводном брате Александра) были в немалой степени результатом его усилий. На совещании в Вавилоне после смерти Александра Эвмен, как грек, в выработке решений участия не принимал, но склонял всех к миролюбию; он был назначен сатрапом Пафлагонии и еще не завоеванной Каппадокии (в Малой Азии), где всё ещё хозяйничал сатрап Ариарат. Сложившаяся обстановка в македонском лагере и во всём царстве Александра принудила его всецело посвятить себя служению царскому дому, которому он остался верен до последней минуты. Его несчастье заключалось в том, что он желал и мог действовать только в интересах престола, а не искал любви, богатств и власти для себя лично. Но он служил уже погибшему делу: наследие Александра рвали на части сподвижники и полководцы Александра – диадохи, вступившие в кровавые схватки между собой. Эвмен словно был заклеймён клеймом – немакедонским происхождением. После смерти Александра он проявил себя как способный полководец, но его победы и превосходные человеческие качества (даже Антигон, заклятый враг Эвмена, чувствовал его превосходство над собой) не могли заставить македонян, как знатных, так и простых, забыть, что он всё-таки только грек, – позорный недостаток в их глазах, всякий раз становящийся препятствием на его жизненном пути. Постоянно считаясь отверженным, будучи хотя и ненавистен, но необходим всем, являясь их спасителем, но презираемый и считаемый только орудием в их руках, наконец ожесточённый внутренне, колеблющийся и не знающий, что делать, он из-за постыдной измены, которую замыслили и осуществили его войско (закалённая пехота и аргираспиды, вооружённые серебряными щитами) и его военачальники, оказался в руках своего смертельного врага – Антигона. Дело в том, что после смерти Пердикки Эвмен стал во главе царской армии и с презрением отверг предложения Антигона, который пытался поколебать его верность. Тогда Антигон не постеснялся назначить цену за голову Эвмена, а после того как эта нечестивая попытка не возымела успеха, решил прибегнуть к оружию. Из всех сражений, которые произошли между двумя противниками, особенно известны сражения в Габиене (в Мидии) и в Гадамарте (там же), примечательные тем, что в них приняли участие с обеих сторон более 200 боевых слонов. Исход битвы в Габиене, в которой принял боевое крещение юный Деметрий Полиоркет на глазах своего отца Антигона, вполне можно рассматривать как ничейный или неопределённый: ни один из соперников не получил перевеса; тем не менее, понеся более тяжёлые потери (Антигон потерял 8 тысяч убитыми и ранеными, Эвмен – около 1500 человек), Антигон уклонился от повторного столкновения и ушёл в провинцию Гадамарту на западе Мидии. Это второе сражение Антигон выиграл, но благодаря предательству Певкеста, сатрапа Мидии и полководца Эвмена, состоявшего в тайном сговоре с Антигоном. Поле битвы осталось за Антигоном, благодаря дерзкому рейду кавалерии был захвачен обоз царской армии с жёнами, детьми и сокровищами аргираспидов (гвардия, вооружённая серебряными щитами). Получив это известие, Эвмен приказал Певкесте напасть на грабителей и отбить обоз. Одержать верх над немногочисленным отрядом, отягощённым пленниками и награбленным добром, наверное было возможно, однако недостойный сатрап не нашёл в себе ни смелости, ни воли выполнить полученный приказ. Напротив, он покинул поле сражения во главе двух тысяч всадников и своей изменой поставил главнокомандующего в критическое положение. В ходе сражения Антигон потерял пять тысяч человек убитыми, в то время как потери царской армии Эвмена составили едва ли триста человек. Успех Антигона был сомнительным, и Эвмен был готов возобновить сражение, когда произошла самая страшная катастрофа, помешавшая ему добиться успеха. Солдаты, узнав, что их семьи и имущество стали добычей врагов, разразились жалобами и проклятьями в адрес своего полководца, из-за непредусмотрительности которого, как они говорили, всё и произошло. Аргираспиды были раздражены больше всех, и их недовольство подогревалось вероломными офицерами, тайными врагами Эвмена. Скоро весь лагерь был охвачен восстанием, и мятежники, забыв в ярости о чести и долге, бросились на своего главнокомандующего и выдали его Антигону в обмен на возвращение жён, детей и имущества. С этого момента македонская царская армия считалась распущенной, и большинство сатрапов направилось в свои провинции. Между тем Антигон несколько раз поднимал вопрос о судьбе Эвмена. Неарх, тоже грек, и даже сын Антигона юный Деметрий высказались за сохранение Эвмену жизни. Но большинство выступило за казнь. Сам Антигон колебался. Между тем в войске было замечено опасное движение: македоняне и в особенности аргираспиды были раздражены, что столь опасный для них человек всё ещеёнаходится в живых, дело могло кончиться открытым мятежом. Антигон приказал лишить пленника пищи, а на третий день, на который было назначено выступление войска, в тюрьму явился некий человек и задушил Эвмена. Говорят, что это было сделано без ведома Антигона по тайному распоряжению остальных военачальников. Антигон отдал тело Эвмена его друзьям и позволил сжечь его, а пепел отправить в серебряной урне его семейству. Так окончил свою жизнь Эвмен, быть может, самый честный и благородный из диадохов. После него никто уже не сохранял даже видимости верности семье Александра, прежние военачальники которого теперь, один за другим, присваивали себе царские титулы. Нечестивое убийство, однако, не вызвало ненависти к Антигону, суровый характер которого всем был известен. Селевк и Птолемей основывали свою власть на милосердии и умеренности, Антигон же, напротив, действовал по принципу не щадить никого, кто создавал препятствия на его пути. И на сей раз он продемонстрировал крайнюю суровость по отношению к людям, совершившим преступление, плодами которого он воспользовался, и в этом руководствовался и политическими интересами, и соображениями справедливости, поскольку бунт, в котором были виновны аргираспиды, ужаснул всех. Антигон отправил воинов-предателей служить в самые отдалённые провинции Азии, а сатрапам приказал угнетать их работами и плохим обращением, чтобы никто из них никогда не смог вновь увидеть Македонию, которую они опозорили. Что же касается офицеров, стоявших во главе мятежа, то он приказал казнить их всех до одного.
