Зубов, Платон Александрович

• 

Зубов, Платон Александрович (15.11.1767 – 07.04.1822, замок Руэнталь, Курляндия), граф (с 1793), князь (с 1796) – один из фаворитов императрицы Екатерины II. В 1784 г. – корнет лейб-гвардии Конного полка. Когда в 1789 г. произошёл разрыв Екатерины II с тогдашним ее фаворитом Дмитриевым-Мамоновым, Зубов командовал караулом в Царскосельском дворце. С помощью графа Николая Ивановича Салтыкова, имениями которого управлял отец Зубова, он сумел обратить на себя внимание императрицы. 21  июня 1789 г. Зубов остался один в её покоях до 11 часов вечера, 24 июня он получил 10,000  рублей  и  перстень с портретом государыни,  после чего через короткие промежутки времени последовательно становится полковником, адъютантом её величества, генерал-майором. Ему щедро жалуются высшие ордена империи и портрет императрицы для ношения на груди.

После смерти Потёмкина в 1791 г. положение Зубова окончательно укрепилось. Он стал шефом Кавалергардского корпуса, генерал-адъютантом, генералом от артиллерии, Екатеринославским и Таврическим генерал-губернатором, командующим Черноморским флотом. Зубов получает богатые земельные владения в Литве и Курляндии и 30000 крепостных крестьян. В 1793 г. австрийский император Франц II жалует Зубову, его отцу и трём братьям титул графов Священной Римской империи, а в 1796 г. возводит Зубова в княжеское достоинство.

Современники считали Зубова ограниченным («ума недалёкого») и подлым человеком. Он предлагал какие-то дикие «проекты»: завоевание Константинополя флотом под командованием самой семидесятилетней императрицы, включение в пределы России Берлина и Вены и создание в Европе новых государств, каких-то Австразий и Нейстрий, названия которых, очевидно, из учебника истории средних веков, засели в его слабой голове. Он не мог осмыслить ни малейшей политической комбинации, предавался утопиям, и часто выдавал чужие идеи за свои. Однако же глупость у Зубова сочеталась с хитростью и коварством. Это, прежде всего, проявилось в том, что он сумел убедить императрицу в своем «приятном» умопомрачении и в том, что не шутя в неё влюблён как в женщину, сохранившую в 60 лет все прелести юности. После смерти Потемкина благодаря беспредельной любви старой императрицы тщеславие Зубова не знало границ, а его влияние распространялось на все сферы управления государством.

Екатерина II с первых дней любовной связи напрасно пыталась сделать из него серьёзного государственного деятеля. Пока положение Зубова было непрочным, он подхалимничал и унижался. Но, став всемогущим, он проявил себя как беззастенчивый, надменный и неблагодарный человек. Сделавшись всесильным министром, Зубов видел, как «все» ползало у ног его; у него заискивали внуки императрицы, знаменитый герой Румянцев-Задунайский восхвалял его в письмах, Гаврила Романович Державин – в стихах, будущий князь Смоленский (М. И. Кутузов) готовил ему утренний кофе, а известный специалист по артиллерии П. И. Мелиссино почтительно целовал его руку. Он был трус и скаред; он заставлял питаться «мирским подаянием» своих крестьян и, несмотря на свой светлейший титул, вёл жизнь барышника, скитаясь по ярмаркам в компании «жидов» и комиссионеров.

Его алчность была беспредельна. Его крепостные умирали от голода, за что он получил строгий выговор от Александра I. Удалённый от государственных дел после смерти Екатерины, Зубов жил на свои богатства жизнью маклера. Он любил спускаться в подвалы своих дворцов и рассматривать там накопленные сокровища., перебирая их в руках. В пожилом возрасте Зубов панически боялся смерти. Он не мог даже слышать слово «смерть» и бледнел при звуке церковных колоколов. Смерть Екатерины уничтожила все его величие; ещё вчера высокомерный, на следующий день он стал ничтожным и  презренным.

Он был сослан Павлом I и смог вернуться в Петербург только в конце 1800 г. Зубов принял активное участие в событиях 11 марта 1801 года. При Александре I он уже не играл никакой роли в политической жизни. Умер Зубов в своем замке Руэнталь в Курляндии. Менее чем за год до своей смерти он женился на юной польке Фекле Валентинович, происходившей из мелкопоместных дворян. Она уже после смерти Зубова родила дочь, которая умерла в детском возрасте, кроме того, он имел много внебрачных детей.

«Случай» Зубова – апофеоз позорнейшего фаворитизма, составлявшего особенность всех женских правлений XVIII века в России. Возвеличивание этого ничтожества тем более поразительно, что он был поднят на недосягаемую высоту не Анной Иоанновной или Елизаветой Петровной, а «другом философов». Справедливости ради надо признать, что нравственное падение Зубова в значительной степени зависело от обстановки развращённого двора Екатерины II. Скрывая свою чувственность под видимостью материнских чувств, она пела дифирамбы своему «черноволосому любезному чаду», наивно думая уверить весь свет в том, что она «и государству делает немалую пользу, воспитывая молодых людей», подобных Зубову.

► «Близко знавшие Зубова люди оставили о нём чрезвычайно резкие отзывы: граф Ф. В. Ростопчин считает его бездарностью, прямо говоря, что “память заменяет ему здравомыслие” (умение с лёгкостью запоминать чужие мысли и откровенная наглость позволяли Зубову выдавать их за свои); Л. В. Храповицкий наградил его прозвищем «дуралеюшка», а генералиссимус А. В. Суворов и вовсе именовал его не иначе, как «негодяем и болваном» (и это несмотря на то, что дочь его, «Суворочка» была замужем за старшим братом Платона, Николаем). По мере старения императрицы Зубов приобретал всё большее могущество, да такое, что будущий фельдмаршал М. И. Кутузов по утрам варил ему «особенным образом» кофе… Вынужден был считаться с его капризами и цесаревич Павел, а высокие царедворцы терпеливо сносили проказы его любимой обезьяны, скакавшей по их головам во время малых приёмов во внутренних покоях Екатерины.

Взращённое речами придворных льстецов высокомерие Зубова, вдруг, после смерти Потёмкина, возомнившего себя великим человеком, не знало границ. К тому же, будучи уверен в безграничном расположении дряхлеющей императрицы, он чуть ли не на ее глазах не только допускал «амурные шалости», но и бесконтрольно распоряжался казёнными деньгами. Впрочем, этим в тех или иных масштабах занимались и все прежние фавориты. По приблизительным подсчётам французского историка Кастора, десяток главных фаворитов Екатерины обошёлся казне в сумму, превышавшую годовой бюджет страны, – 92 млн 500 тыс. руб. Реальные же потери, несомненно, были гораздо большими за счёт не поддающихся учёту фактов массового воровства. <…>

Здесь же лишь заметим, что если в общем плане фаворитизм в России в иные времена мало чем отличался от своих аналогов в других странах с автократическими режимами, то в царствование Екатерины II он, по сути, приобрёл функции некоего государственного механизма, что, когда в нём обнаруживались сбои, это в той или иной мере отзывалось на течении государственных дел. По отзывам же иностранных дипломатов, в стране в период смены фаворитов наблюдалось даже нечто вроде междуцарствия…» (Рахматуллин М. А., «Екатерина II, Николай I, А. С. Пушкин в воспоминаниях современников», М., 2009).