Номер журнала «Новая Литература» за июль 2023 г.

Канкрин, Егор Францевич

Канкрин, Егор Францевич (Георг Людвиг) (16[27.11.1774 – 09[20].09.1845), граф – русский государственный деятель, экономист и финансист, министр финансов (1823–1844), генерал от инфантерии, немец по рождению. М. Л. Корф считал его наряду с М. М. Сперанским «гением в России <…> тоже не вполне оценённым, но стоящим выше других, как гора над равниною». Пользовался особым благоволением Императора Николая Павловича. О Е. Ф. Канкрине с редкой для него теплотой отзывается и обычно язвительный П. В. Долгоруков: «Из числа министров одним из самых способных, а может быть, и самым способным был граф Канкрин <…> Он был умным человеком, учёным знатоком финансовой части, администратором опытным и искусным; сверх того, он был хитёр и проницателен и умел отстаивать русские финансы от тлетворного разрушительного влияния неспособного Николая Павловича». Мнение его современника сенатора К. И. Фишера созвучно: «Во всей его личности изображался человек, выходящий из ряда обыкновенных по уму, по сердцу и по образу жизни. Боровшись почти всю жизнь с бедностью, он не только не выходил из прежней простоты своей жизни, сделавшись министром, но не забывал и того, что на свете есть люди тёмные и бедные, заслуживающие уважения. Гуманность и простота проглядывали через каждое его движение <…> Наружность его – непривлекательна, но простота и скромность жизни были поразительны в русском министре <…>. Вставал он рано и тотчас принимался за работу».

Плоды его деятельности впечатляющи, в том числе и в сфере отечественной промышленности, благодаря последовательно проводимой им гибкой политике покровительства последней. По его инициативе и активном участии в 1824 г. был принят протекционистский таможенный тариф, в 1829 г. проведена реформа питейных сборов, в результате которой казённые винные монополии заменены выгодной для казны системой откупов, наконец, в 1839–1840 гг. осуществлена денежная реформа, приведшая к укреплению рубля и стабилизации общей финансовой системы страны. В то же время в центре внимания министра – всемерное поощрение науки, образования, технического прогресса. Так, по его предложению были учреждены Мануфактурный и Коммерческий советы, основан Технологический институт в Петербурге, проведена реорганизация горного дела и создан корпус горных инженеров.

Канкрин был единственным из министров, кому Николай I, когда он по состоянию здоровья просился в отставку, сказал: «Ты знаешь, что нас двое, которые не можем оставить своих постов, пока живы: ты да я».

Граф Д. Н. Блудов, редко прибегавший к характеристикам своих коллег по власти, считал Канкрина «лучшим министром финансов в России». «Он был, – по его словам, – ума обширного и очень находчив в финансовых операциях». И всё же, кажется, ему так и не удалось полностью реализовать себя на этой стезе. Почему? Он сам ответил на этот вопрос: «Я министр финансов не России, а русского Императора». Но это не мешало ему «любить и знать Россию», замечает Блудов. И Канкрин трудился на пользу отечества практически до самого конца жизни, хотя и говорил: «Моя жизнь была деятельная, но безотрадная». Возможно, это было сказано утомлённым постоянной напряжённой работой и борьбой против всякого рода интриг, когда он, по словам Фишера, «шёл как лев между лающими на него бульдогами и шавками» и когда он, видя кругом себя нераспорядительность, воровство, леность, надежду на русское «авось», в сердцах восклицал: «Что ни делай, Россия всегда будет банкротом».

29 декабря 1839 г. М. А. Корф записывает в своём дневнике, что Канкрин болен, но не прекращает своей деятельности и управляет своим министерством в полном объёме. «Вчера он говорил мне, – пишет Корф, – что, чувствуя себя совершено изнурённым и в здоровье, и в силах, давно желал бы совсем оставить службу, но удерживается в том только страхом, что государь разгневается. А если государь разгневается, то, вы знаете, что мне не будет покоя и от других: меня тотчас начнут преследовать и гнать, а при 17-летнем управлении министерством найдётся, конечно, немало такого, за что злому намерению можно будет придраться, и, пожалуй, вздумают ещё отдать под суд».

Любопытная деталь: в душе оставшийся немцем, Канкрин не понял и не принял гоголевского «Ревизора». После обязательного по распоряжению Николая I просмотра спектакля всеми министрами, Канкрин сказал: «Стоило ли ехать смотреть эту глупую фарсу». Канкрина после его кончины заместил Фёдор Павлович Вронченко (1780–1852). Именно заместил, т.е. занял место великого финансиста, но не заменил его – для этого у него не было достаточных данных.

►  Какими же высокими качествами Вронченко был так угоден императору Николаю I? Николай I всегда симпатизировал людям очень высокого роста, каковым и был наш финансист. К тому же он некрасив собой, а потому при личных контактах и на людях мог только оттенять почти всех восхищавшие внешние данные императора. Но был и фактор, сильно сближавший этих двух лиц – повышенная любовь к женскому полу. Всему Петербургу была известна неразборчивость Вронченко в выборе объектов своих вожделений, которых он преимущественно находил на ночном Невском проспекте. Как замечает А. И. Герцен, ссылаясь на реальных фактах основанный анекдот А. С. Меншикова, что все «публичные женщины Мещанской улицы испытали великую радость» от назначения Вронченко министром и «осветили свои окна, говоря: “Наш Фёдор Павлович стал министром!”». Но главная же причина приближения Вронченко к себе [императору] была в его исключительной послушности, в отсутствии какого-либо иного притязания, как только на роль секретаря при императоре. Как пишет сенатор К. И. Фишер, Вронченко в ту пору, когда ещё только замещал Канкрина во время его отпуска, «успел уверить государя, что тот сам отличный министр финансов, и что ему и нужен-то только секретарь, не такой упрямый, как Канкрин». Государь его не уважал. Да и за что было уважать-то, если Вронченко без конца твердил: «Какой я министр? Секретарь Вашего Величества» и прибавлял к слову «секретарь» – «не умеющий писать». Наблюдательный сенатор [Фишер] дает ему такую обобщенную характеристику: «В кресла всеобъемлющего умом Канкрина сел Вронченко, великан по росту, пигмей в сердце, принесший к подножию престола малороссийскую хитрость вместо ума и холопскую сметливость в замену просвещения». Вполне может быть, что он действительно боялся этой должности. «Вронченко, когда его сделали министром финансов, – пишет А.И. Герцен, – бросился ему в ноги, уверяя его в неспособности. Николай глубокомысленно отвечал ему: “Всё это вздор; я прежде не управлял государством, а вот научился же”, – научишься и ты». Но учиться, погруженный в заботы по амурной части, Вронченко, видимо, не хотел, да и не у кого, потому, по отзывам современников, в делах остался суетлив и «бестолков» и, как всякий без связей вышедший «в люди» человек, с теми, кто занимал более низкие должности, был груб, заносчив и резок. Тот же К. И. Фишер, хорошо знавший Вронченко, говорил о нём: «учтив как лакей, и груб как лакей». Но за что же тогда держал его при себе Николай I? На этот вопрос есть ответ у дипломата [баварский посланник Оттон де Брэ]: «Честность, преданность и беззаботность, с какою он приносит будущее в жертву требованиям минуты, снискали ему расположение монарха». Показательно, что желчный П[ётр] В[ладимирович] Долгоруков [русский Аретино?], составитель «Российской родословной книги», не счёл нужным даже упомянуть о Вронченко – настолько он неинтересен ему ни с какой стороны. (Излагается по книге: М. А. Рахматуллин, «Екатерина II, Николай I, А. С. Пушкин в воспоминаниях современников», М., 2009)

Канкрин, Егор Францевич: 1 комментарий

  1. Вот человек отдал себя своему делу всего без остатка, а толку-то? Наверное, и родных не видел, всё время на работе проводил…

Добавить комментарий для поэтэсса Жукова Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Как издать бумажную книгу со скидкой 50% на дизайн обложки